Определяя себя изначально как унитария-универсалиста, я давал выход своему стремлению к а-догматическому, основанному на следовании гуманистическим идеалам Евангелия христианству, которое выражало бы себя в определенной жизненной позиции, в поведении, а не в принятии на веру определенной теории, к тому же основанной на мифотворчестве. Конструктивным мне представлялся подход универсалистских общин в США, где (судя по имеющимся у меня сведениям) могут найти себя и выходцы из традиционных церквей, и агностики, и буддисты и либеральные мусульмане – при условии принятия основных этических ценностей: ненасилия, любви к ближнему, признания приоритета прав личности, благоговения перед жизнью…
Однако с какого-то момента меня заинтересовало явление гностицизма, особенно в раннем христианстве, и я с удивлением обнаружил, что на самом деле моя идентичность – как раз гностическая. Я пока не до конца определился с тем, насколько на мои взгляды повлияло знакомство с гностическими текстами, а насколько мои прежние мировоззренческие поиски попросту оказались созвучными гностическому подходу. Да это, пожалуй, и не имеет решающего значения.

О том, что гностицизм был, по моему убеждению, одним из изначальных течений христианства, я уже писал в предыдущем посте. Там же я написал, что не всё в гностицизме для меня приемлемо (в частности, не приемлема исключительно негативная оценка иудейской традиции). А теперь я попытаюсь объяснить, что же всё-таки в гностицизме приемлемо.

1. Бог есть Благо и Любовь. Так говорили гностики, и я к этому утверждению полностью присоединяюсь. Природа Бога – любовь и творчество, поэтому Бог просто «обречен» любить и творить, причем творить только благое. С этим никак не вяжется представление о Боге, как о единственной первопричине всех событий, происходящих в мире, включая насилие, войны, катастрофы и тому подобные «кары Божьи».
С другой стороны, я не буду впадать в иную крайность, отождествляя Бога Ветхого Завета с демиургом или даже сатаной. Ветхий Завет (как в сущности и Новый) – это произведение, написанное людьми, причем людьми как правило «не пробужденными». Отсюда – и тот искаженный образ Бога, который там доминирует, хотя в отдельных высказываниях отдельных авторов этот ложный образ Бога всё же преодолевается и сквозь него начинает «светить» образ Бога истинного. В Новом Завете эта тенденция выражена куда яснее, хотя и здесь – в несовершенном, «затемненном» виде.
Я также не считаю нужным «умножать сущности», населяя духовный мир сонмами мифологических существ. «Архонты» – это всего лишь наши психические комплексы, частью врожденные, а частью – привитые «церковью, государством, семьей и школой», от которых нам, с помощью Благого Отца, предстоит избавиться. А вот в качестве «демиурга» вполне сойдет матушка-природа, способная созидать самые настоящие недоступные нашим возможностям шедевры (та же живая клетка, не говоря уже о более высокоразвитых организмах), но остающаяся при этом «слепой и глухой», лишенной того элемента духовности («Богоподобия»), которым обладаем мы, люди.
Что же касается проблемы зла, то здесь мне представляется более убедительным решение, однажды найденное Якобом Бёме и философски выраженное Шеллингом. Причиной зла является «тот фактор в Боге, который не есть Сам Бог». Онтологические стихии «первичнее» самого Бога, они могут быть страшными и «яростными», но в Божественной личности они приведены в гармонию и «сублимированы» в любовь. У Бога тоже есть свое «подсознание», с которым Бог вполне справляется. Поэтому задачей человека, сотворенного «по образу и подобию Божию» и, по выражению Бёме, сотворенного «из Самого Бога», из Его «Божественной субстанции», является привести в гармонию силы собственного подсознания, интегрировать их в цельную, исполненную любви личность.

2. Мне также близок взгляд гностиков на Церковь. Церковь – не иерархическая социальная структура, а невидимая общность «пробужденных», «имеющих Духа» людей.

3. Как и положено еретикам, я, вместе с гностиками, индивидуалист. У гностиков было много учителей, изобретающих самые разные богословские системы, и у них не было замкнутого и «непогрешимого» канона Писания, как и обязательной для всех догматики. Я – того же мнения.

4. Гностики чувствовали себя чужими в этом мире. То же я могу сказать и о себе. К сожалению, мир, в котором я живу, не является «Божьим»: ни в его социуме, ни в актуально существующих Церквах нет и тени «Царствия Божия», напротив, повсюду царствуют ложь и зло. Однако свое отрицание мира я вывожу, скорее, из антропологических, политических и социологических факторов, а не из самого по себе факта материальности. Я не считаю материальность чем-то абсолютно негативным, хотя и охотно признаю все связанные с ней ограничения. В то же время я, как и большинство людей, нахожу в мире природы многие элементы красоты, созвучия и гармонии. «Язвы природы» связаны в значительной мере как раз с разрушительной деятельностью человека.

6. Гностики огромное значение придавали знанию, способному подарить освобождение. В гностическом Евангелии от Филиппа говорится о четырех факторах спасения: вере, надежде, любви и гнозисе. По-моему мнению, это – замечательная формула. При этом гнозис для меня включает как рациональное познание себя самого и окружающего мира, так и момент «просветления», который к одному только рациональному познанию не сводится, а потому должен считаться чем-то «сверхъестественным». Но необходима и вера – как доверие нашему Освободителю, т.е. Богу.

7. Гностики отвергали законническую, основанную на внешних запретах нравственность, а их собственное поведение варьировалось в широких рамках – от крайнего аскетизма до либертинства. Вот этот подход и представляется мне самым правильным. Нет ничего более отвратительного, чем ханжеская мораль святош и церковников. Бессмысленно также подавлять собственные влечения, их необходимо изживать!

По всем вышеперечисленным причинам я могу в определенном смысле (подчеркиваю: В ОПРЕДЕЛЕННОМ СМЫСЛЕ!) называть себя универсалистом-гностиком. У меня не вызывают особых симпатий свойственное гностикам мифотворчество, некоторые другие их «залёты», однако я разделяю многие их взгляды и в чём-то с ними солидаризуюсь. При этом не собираюсь менять одну мифологическую систему (скажем, Никео-Халкидонскую догматику) на другую (скажем, принимать как «истину в последней инстанции» космологию «Апокрифа от Иоанна» или систему Валентина). Подлинно-освобождающий гнозис, с моей точки зрения, никак не может обойтись без рационального, критического мышления.