Взгляд разочарованного церковного либерала…

То, что предпринятые в XX веке попытки обновления традиционного христианства потерпели крах, для меня достаточно очевидно. Я здесь буду рассуждать о происходящем на примере Католической Церкви, просто потому, что провел в ней долгие годы и внутренняя ситуация этой Церкви мне хорошо знакома. Я буду говорить о том, что знаю. Но почему-то мне кажется, что нечто аналогичное имеет место и в Православной Церкви (пусть проявленное в несколько иных формах и со своими специфическими особенностями), и по крайней мере в некоторых традиционных Протестантских Церквах.

На II Ватиканском Соборе (1962 – 1966) между собой сталкивались различные силы в руководстве КЦ, но, в итоге, победили те, кто хотел перехода от «Церкви Силлабуса» (кто не знает, «Силлабус» – это такой документ, подписанный Папой Пием IX в 1864 г., в котором, по сути, объявлялась война окружающему миру и всем тенденциям его развития. Безоговорочной анафеме было предано всё, что теперь принимают и сами католики, как то: принципы свободы совести и отделения Церкви от государства, библейские общества и распространение Библии, возможность для христиан-некатоликов и представителей других религий свободно исповедовать свою веру и иметь свои молитвенные здания в «католических странах», принципы политической демократии, либерализм и социализм, право наций на самоопределение и национальную автономию, по сути все тогдашние направления философской и научной мысли и т.д. и т.п.) к «католичеству с человеческим лицом». К такому католичеству, которое не разговаривало бы с окружающим миром языком обличений и анафем, а включилось бы в процессы, протекающие в этом мире, в чем-то изменяя его, а в чем-то – изменяясь само, и при этом повернувшись лицом к действительным человеческим нуждам и потребностям, а не витая исключительно в абстрактных «догматических эмпиреях».

Понятно, что подобное изменение курса требовало внутренней реформы Церкви, и такая реформа состоялась, в основном уже после окончания Собора, но опираясь на его постановления. Тогда много говорили о «духе Собора», что предполагало необходимость «идти дальше» по пути реформ, в том числе, и через постановку новых вопросов, которые на Соборе прямо не затрагивались.
Сделано было на самом деле немало. Перечислю просто навскидку:

1. Литургическая реформа, суть которой – переход от Тридентской Мессы к богослужению на национальных языках с возможностью активного участия в них мирян. Это вопрос на самом деле очень важный. Не случайно все современные сторонники «Церкви Силлабуса», включая и самого Папу Бенедикта XVI, не жалеют бранных слов для характеристики послесоборной литургической реформы, а их тайная мечта – вернуться к той литургии, которая была до начала Собора (и в этом направлении предпринимаются вполне конкретные шаги), хотя, наверное, и они понимают, что в полном объеме это уже будет сделать невозможно.
Ведь что такое Тридентская Месса? Она специально совершается на непонятном народу «священном языке» (латыни), а священник специально читает основные молитвы про себя, а не громко вслух. Потому что профанам и «овцам» (лучше сказать, «баранам»), т.е. мирянам, и не положено знать и понимать того, что делают «посвященные» священники-жрецы. Миряне должны лишь присутствовать и благоговейно взирать на манипуляции «небожителей», и чем они при этом меньше понимают, тем лучше, поскольку главное – сознание тайны и «неземного авторитета» происходящего. Таким образом воспитывается «священный трепет» перед духовенством, что собственно в данном случае и требуется.
А вот на Соборе были подчеркнуты требования прозрачности и понятности литургических обрядов, так, чтобы они могли быть понятны без дополнительных пояснений, указывать на Христа и быть насыщенными словом Евангелия.
Такой диверсии нынешние «настоящие католики» простить соборным и послесоборным реформаторам решительно не могут.

2. Была допущена возможность исторической критики, хоть и осторожной и в разумных пределах, Писания и предания, что представляло собой значительный шаг в сторону от фундаментализма.

3. Были признаны такие вещи, как общественный и гуманитарный прогресс, и задекларировано желание КЦ в этих процессах участвовать.

4. Были предприняты конкретные шаги к переходу от интегристской, жестко-централизованной, тоталитарной модели Церкви к ее более гибкой структуре, к внутрицерковному плюрализму, пусть и ограниченному, к допущению каких-то элементов дискуссии внутри Церкви.

5. КЦ (в документах Собора) фактически отказалась от роли всеобщей наставницы и обличительницы по отношению к окружающему миру, который смеет куда-то двигаться, как-то развиваться, отклоняясь от церковного идеала «вечной неподвижности».

6. Очень высоко (по крайней мере, в некоторых документах Собора) была оценена конкретная человеческая личность, ее права, ее непреходящая ценность. Подобный персоналистический подход был продолжен и в ряде энциклик Папы Иоанна Павла II в первый период его понтификата. Синтетическим выражением этого подхода может служить классическая фраза Иоанна Павла II: «Человек – путь Церкви».

7. И наконец, были сделаны первые, хоть и робкие шаги по обузданию безбрежного клерикализма, бушевавшего внутри КЦ. Собственно, единственным субъектом церковной жизни являются священники и монашествующие. Мирянам же отводится исключительно пассивная роль: «смотреть, слушать, платить». Миряне – это именно стадо, но прежде всего стадо, которое стригут и доят. Обособление духовенства от мирян, в том числе и в одежде, и в образе жизни, и на бытовом уровне – это идеал «тридентского католичества». Если довести эту тенденцию до конца, то можно было бы сказать, что «Церковь, состоящая из священников и монашествующих обоего пола» – вполне самодостаточна, а миряне нужны ей лишь как те, за счет которых можно (и нужно) жить, и еще для физического пополнения собственных рядов, поскольку у соблюдающих целибат священников и монашек своего потомства теоретически быть не должно. Отсюда и терминология – «духовные призвания» (к священству и монашеству), что подразумевает, что все прочие жизненные призвания являются «бездуховными».
Ну так вот, этот подход на Соборе был отчасти поколеблен, и за мирянами была признана «церковная субъектность», хотя бы частично.

8. Признание за христианами-некатоликами статуса христиан, т.е. братьев, с которыми можно и нужно вести конструктивный диалог, а не просто статуса «еретиков» и «схизматиков», достойных одного только осуждения.

Разумеется, Собор (и КЦ после Собора) сделали далеко не всё, что можно было бы сделать. Например, так и не был упразднен обязательный целибат духовенства (хотя возможности к тому были), что могло бы нанести сильнейший удар по кастовому сознанию католического клира, значительно приблизить его к тому самому народу, пастырем которого он претендовал быть. Так и не было приведено в соответствии с разумными нормами учение в области биоэтики (более взвешенное отношение к контрацепции, прерыванию беременности, эвтаназии, новым открытиям в области биологии). И всё же облик католичества с тех пор изменился значительно.

Но здесь возникает вопрос: куда теперь идет КЦ?
Иоанн Павел II, безусловно, был очень консервативным человеком, но он всё же искренне намеревался идти путем, намеченным Vaticano II, хоть и очень медленно и с оговорками («один шаг вперед, два назад»). Так же очевидно, что внутреннее желание нынешнего Папы Бенедикта XVI – свернуть инициированные Vaticano II реформы, а в идеале – и вовсе вернуться к дособороному «тридентскому» состоянию. Правда, «реставрация» Бенедикта XVI является столь же осторожной и «ползучей», как и курс «реформ» Иоанна Павла II. Трудно сказать, как далеко зайдет «реставрация», инициированная нынешней Римской Курией. Ясно, что в полной мере вернуться к «тридентскому состоянию» не удастся, а Папа, хотя каноны и предоставляют ему ничем не ограниченную власть внутри КЦ, всё-таки не всемогущ. Однако сам по себе «контрреформационный вектор» нынешнего понтификата выражен достаточно четко.

И тогда еще один вопрос:
А почему в КЦ стал возможен такой «реставрационный поворот»? Только ли по причине консервативных вкусов Папы и ряда других римских кардиналов?
Понятно, что нет. И «реставраторы» с полным правом могут указать на «плоды деятельности» церковных либералов за прошедшие почти 50 лет и охарактеризовать их как «развал Церкви».
И в самом деле, наибольшие количественные потери КЦ понесла как раз в тех странах, где реформы продвинулись дальше всего. Вот, скажем, Голландия, бывшая некогда образцом католического консерватизма, чей характер выковался в жестком историческом противостоянии с местными кальвинистами. В 60-х КЦ в Голландии шла в авангарде реформ, «Голландский католический катехизис для взрослых» стал «первой ласточкой» вдохновленной «духом Собора» богословской мысли, образцом для других подобных катехизисов, которые не замедлили себя ждать.
А теперь в этой стране храмы опустели, а если какие-то группировки внутри голландской Церкви и проявляют признаки жизни, то почему-то исключительно консервативной, а не либеральной направленности.

Для КЦ традиционно важнейшим индикатором ее «внутреннего здоровья» является количество так называемых «духовных призваний», т.е. к священству и монашеству. И этот показатель тоже упал в разы (зато вот в «третьем мире» с «призваниями» – всё в порядке).

Наконец, перед глазами пример традиционных протестантских конфессий, в которых уже (а кое-где и уже давно) реализованы те самые реформы, о которых говорят католические либералы: женское священство и женский епископат, возможность стать священниками и епископами для лиц, живущих в гомосексуальных союзах, как и церковное благословение для означенных союзов, более реалистичный подход к вопросам биоэтики и т.д. и т.п.
И что же? Эти церкви переполнены? Да вовсе нет. Они пустеют, причем катастрофически. Они попросту оказываются никому не нужны. Они не привлекают к себе общественного интереса.
Вот в Германии ежегодно достаточно много людей покидает КЦ (то же самое – и в других Европейских странах, однако в Германии, в отличие от них, есть точная статистика в связи с уплатой церковного налога), но ряды либеральной ЕЛЦ редеют значительно быстрее. Или в Великобритании прочно укорененная в исторической традиции, до сих пор имеющая признанный законодательством статус и в последние десятилетия успешно либерализирующаяся Англиканская Церковь если и востребована, то только ради официальных церемоний, проведения которых требуют «приличия», там, где их еще придерживаются.

КЦ время от времени оказывается в центре очередного скандала, то ли «педофильского», то ли вызванного какими-то «ретроградными откровениями» какого-то католического иерарха. Однако «негативная реклама» – тоже реклама! А вот либеральные Церкви постепенно исчезают из сферы общественного внимания и уходят с общественной арены.

Есть такой замечательный человек, теолог Ганс Кюнг – один из «последних могикан» католических романтиков-шестидесятников, носителей «духа Собора». Но ему уже за 80, а никого другого, столь же яркого, за это время в рядах католиков-либералов не появилось. Кюнг предлагает тот же стандартный набор либеральных реформ. Он верит, что эти меры позволят оздоровить ситуацию внутри КЦ, вдохнут в нее жизнь. Он, может, и верит, а вот я что-то не верю.
Несколько месяцев назад более сотни немецкоязычных преподавателей католической теологии подписали заявление, содержащее всё те же требования. Не то, чтобы я был против. Я-то «за», и сам мог бы под этим заявлением подписаться, коли кто мне бы это предложил. Но вот почему-то мне кажется, что, будь эти идеи реализованы на практике, от КЦ в Германии окончательно остались бы «рожки да ножки».
И в самом деле, ну был бы первое время какой-то «бум». Некоторые священники, ранее отказавшиеся от целибата и вступившие в брак (далеко не все), вернулись бы к служению. Некоторые женщины и геи пошли бы в семинарии и стали бы священниками просто чтобы таким образом «закрепить» свою победу. А через несколько лет всё бы улеглось. И были бы пустые храмы с пустыми семинариями. А геи, ныне добивающиеся благословения их союза со стороны Церкви (чтобы тем самым продемонстрировать свой равный социальный статус), очень скоро обнаружили бы, что на самом деле они ни в каком таком благословении и не нуждаются, пусть даже и со стороны наилиберальнейшей из Церквей.

И еще пару слов относительно специфики ситуации в России. Опять же, буду говорить про КЦ. Так вот, церковная ситуация в России, несмотря на все различия, напоминает то, что происходит в Европе. Кто-то из православных сказал, что РПЦ к настоящему времени уже собрала весь контингент, который только могла собрать. Про РКЦ, наверное, можно сказать то же самое. Католические приходы численно не растут, поддерживая тот уровень, который сложился где-то к середине 90-х годов. Да, в крупных приходах крупных городов за год присоединяется по два-три десятка новых членов, но столько же примерно людей за это время отходит от Церкви (обычно это бывает «явочным» порядком: пропал человек, да и всё!), так что общая численность остается прежней.
Но вот что любопытно. Если в 80-е годы интерес и симпатии к католичеству проявляли верующие люди либеральных взглядов (далеко не все из них, разумеется, формально присоединялись к КЦ), причем кое-где такие симпатии сохраняются и до сих пор (обычно, среди тех, кто смотрит на КЦ «со стороны», а сам к ней не принадлежит), то реально воцерковляются и становятся «практикующими католиками» совсем другие люди.
Разумеется, делать какие-то серьезные выводы можно лишь на основании проверенных объективных данных, которыми я не располагаю. Я могу полагаться лишь на свои субъективные впечатления, которых, впрочем, за прошедшие годы накопилось немало и которые отчасти подтверждаются впечатлениями других наблюдателей.

Так вот, по моим впечатлениям наши «новые католики» – это люди (имею в виду, что в своем большинстве, хотя, конечно, люди есть разные) с «постсоветской психологией» и в Церковь они приходят «не за свободой, а за авторитетом». Иначе говоря, им нужна именно авторитарная Церковь, Церковь с «пастухами и овцами», Церковь, в которой всему дается «четкая оценка», в которой «не место дискуссиям», «деструктивным элементам и баламутам», Церковь, в которой всё ясно раз и навсегда! «Тридентская Церковь» полностью устроила бы большинство из них! Она для них вполне органична!
В «либеральную» же Церковь большинство из них никогда бы не пришло. И большинство из них покинуло бы нынешнюю Церковь, если бы она вдруг стала слишком либеральной.

Особый вопрос – ситуация с «призваниями». «Призваний» в РКЦ – «кот наплакал», и в этом отношении мы тоже походим на Европу. «Призваний» с каждым годом становится всё меньше и меньше (пик был, наверное, лет 10 назад, а потом – плавное и постоянное снижение). Российских (местного происхождения) священников и семинаристов по их взглядам и духовному складу можно было бы распределить в пространстве между двумя полюсами. Один из них я бы условно назвал «карьеристами», второй – «идейными». Первые всегда и во всём будут следовать «генеральной линии», принятой церковным начальством, вторые имеют какие-то свои духовные искания, свой осознанный путь в КЦ и свою (не всегда ясно сформулированную) программу действий на будущее. Разумеется, в чистом виде тех и других очень мало, а большинство занимает свою позицию где-то посерединке или приближаясь к одному из концов спектра. Так вот, среди «идейных» клириков найти сейчас хоть одного «церковного либерала» достаточно трудно, зато таких, кто тяготеет к «лефевристскому» полюсу (для тех, кто не знает: архиепископ Лефевр – инициатор движения католических фундаменталистов, отрицающих реформы Vaticano II и требующих сохранения «тридентского католичества» в его неприкосновенности) – вполне достаточно. А с «воцарением» Бенедикта XVI известная «тридентскость» вообще стала «хорошим тоном» среди молодых российских католических клириков. «Носители либерализма» в современной РКЦ – это почти исключительно отдельные священники пожилого возраста, приехавшие к нам из-за границы («осколки» католического шестидесятничества).

Что же касается католических интернет-форумов, то и здесь консерваторы (решительные и часто «махровые») значительно преобладают над «либералами» (обычно – непоследовательными и робкими).
Я не слишком часто посещаю конфессиональные форумы или конфессиональные ресурсы, но, судя по отзывам, и там (у православных и протестантов), ситуация подобная. Священник Яков Кротов в одном из своих давних постов отметил процесс «замещения» состава религиозных общин в России: люди либерального склада вытесняются людьми авторитарного склада. По его мнению, этот процесс проходит во всех без исключения христианских конфессиях. Видимо, так оно и есть, и мой собственный опыт это подтверждает.

Так что же получается? Внутрицерковный либерализм терпит крах, оказываясь ненужным даже самому себе. Весь его пафос, его сила, его источник пассионарности – в борьбе с «церковными ретроградами». Но вот его цель достигнута, победа одержана. И вот уже нет ни пафоса, ни силы, ни пассионарности, и либеральная община «рассеивается в пространстве», исчерпав цель и смысл своего существования. Если не с кем бороться, то зачем еще оставаться вместе? Но в наше время и сама борьба не имеет особого смысла: зачем же бороться за внутрицерковные реформы, если проще покинуть «надоевшую Церковь», как подавляющее большинство и делает?

А что же фундаменталисты? Они тоже борются, причем так, что у нормального человека может возникнуть одно желание – покрутить пальцем у виска. И всё же их общины и устойчивее, и активнее, так сказать «пассионарнее», а главное – крикливее и заметнее либеральных.
Так в чем же причина этой «фундаментализации» церковного христианства – явления, как оказывается, общего для стран с очень разной историей и культурой, общего для разных, порой весьма сильно различающихся между собой конфессий?
Может быть, в общей исчерпанности исторического христианства, израсходовавшего весь свой позитивный потенциал, «выпадающего в осадок», а потому объективно притягивающего «массовидные» и «косные» элементы?
Или в исчерпанности традиционных форм церковной организации, отныне подходящих лишь для объединения «черносотенцев» и «махровых реакционеров»?
Или в том, что, может быть, религия, как особая сакральная сфера жизнедеятельности, и вовсе стала не нужна, а действие Святого Духа окончательно переместилось в сферу обычной «секулярной» жизни (о таком «безрелигиозном христианстве» писал когда-то Дитрих Бонхёффер)?

Ответов на эти вопросы у меня пока нет. Возможно, их поиск станет темой одной из следующих статей.